- А что д-делать? - спросила Лера. - Не надо б-было врать.
Телефон жалобно звякнул, когда Удрис швырнул трубку на тонкие рычажки.
- Ни одной свободной машины как назло! Придется ждать.
- Вам он правда очень нужен? - с участием к огорчению Яна Карловича спросил Талиб.
- По горло! - вздохнул Удрис. - Не надо бы вас в эти дела вмешивать, играл бы с подружкой… У взрослых свои заботы - у детей свои…
Он походил по кабинету, посмотрел на ребят, стараясь, впрочем, не встретиться с немигающим взглядом Леры.
- Бумагу нам одну доставили, - после некоторого раздумья продолжал Удрис. - Донесение или еще что, а прочесть его не можем. Буквы, кажется, арабские, но какой язык, никто у нас не знает.
- А зачем профессора ждать? - спросил Талиб. - Я арабский немножко знаю, а персидский совсем хорошо.
- Как это? - опешил Ян Карлович. - Ты знаешь?
- Конечно, - набираясь смелости, сказал Талиб. - По-арабски я коран читать могу, а по-персидски я сначала только стихи учил, а потом, когда в Бухаре жил, и говорить хорошо научился. Персы почти так же говорят, как таджики. И пишут так же.
Наверное, Ян Карлович Удрис не поверил бы Талибу, если бы не был латышом. «Действительно, - подумал он. - Я ведь тоже в детстве знал два языка - латышский и русский. И еще немного немецкий. Малые народы всегда тянутся к другим языкам».
- Ладно, - после некоторого раздумья сказал он. - Попробуй перевести эту бумагу. Только не смущайся, если не получится.
Ян Карлович положил перед Талибом несколько белоснежных листков. Первое, что бросалось в глаза, - удивительно стройные и аккуратные строчки.
- Н-ну и почерк, - с завистью сказала Лера, заглянув в бумаги через плечо Талиба.
- Это пишущая машинка, - сказал Удрис.
Талиб стал читать. Текст был персидский, но встречалось много трудных слов.
- «Ваша замечательность…» - начал переводить Талиб.
- «Ваше превосходительство», наверно, - заметил про себя Удрис.
- «…спешу отправить эти бумаги с оказией, ибо не знаю, когда представится другой случай. Акции уральских заводов мной куплены у второстепенных держателей, которые…» - с трудом подбирая слова, продолжал Талиб.
Но Удрису все было понятно. Он делал какие-то пометки для себя, просил повторить то или иное слово, особенно названия. Чаще это были фамилии: Рембрандт, Брюллов, Ренуар, Ван-Гог.
- Это художники, - ответил Ян Карлович на немой вопрос Талиба. - Художники, картины которых скупает тот, кто пишет письмо. Он скупает акции старых предприятий в надежде на то, что вернется капитализм и их можно будет продать. Но поскольку он не вполне верит в это, то скупает картины, драгоценные камни, золото, фарфор.
- А кто этот человек? - спросил Талиб.
- Персидский подданный Али Аббас-оглы, - сказал Удрис. - Мы подозревали его в шпионаже, а он просто спекулянт, наживается на трудностях. Дальше можно не переводить. Все ясно.
Но Талибу и самому было интересно, да и Лера к тому же попросила:
- Переводи. Ты очень хорошо п-переводишь.
Талиб продолжал. В письме были сведения о ценах на предметы искусства, поручения к разным людям и указания, кому следует дать взятку и какую именно. «Господину генералу Виккерсу прошу передать клинок местной работы, который вполне можно выдать за дамасский, если стереть клеймо, поставленное не в меру честолюбивым автором. Супруге господина Милмана можно подарить одну из маленьких икон…» - писал неведомый Талибу персидский подданный Али Аббас-оглы.
- А что вы с ним будете делать? - спросил Талиб.
- Ничего, - ответил Удрис. - Ценности конфискуем, если он еще не успел сплавить, а самого вышлем на все четыре капиталистические стороны.
- Если клинок найдете, можно мне будет его посмотреть? - не очень уверенно попросил Талиб.
- Если найдем, можем и показать, - сказал Удрис. - Ты ведь нам помог отчасти. Только зачем тебе?
Талиб не знал, как ответить. Не хотелось рассказывать о том, что отец когда-то сделал настоящий дамасский клинок и даже написал на нем «Дамаск», хотя ковал его в Ташкенте.
- У него отец тоже клинки д-делает, - к неудовольствию Талиба, вмешалась Лера. - Он, наверно, д-думает, а вдруг отец…
- Как зовут твоего отца? - спросил Удрис.
- Мастер Саттар, - неохотно ответил Талиб.
- Хорошо, посмотрим. А теперь, ребята, идите. Время дорого.
Удрис вышел с ними к подъезду и, поблагодарив обоих за помощь, велел заходить денька через два.
- А как насчет Мухина? - напомнил Талиб о цели своего прихода.
Ян Карлович ужасно смутился и стал просить извинения, что совсем об этом забыл.
- Завтра узнаю, - сказал он. - Обязательно все узнаю. Если Мухин приехал, немедленно сообщу. Дайка адрес твой запишу.
Солнце перевалило за полдень, небо было ясное, стало еще теплее, чем было два часа назад.
- Есть х-хочется, - сказала Лера.
- И мне, - кивнул Талиб.
- Знаешь, Толя, у тебя все в жизни будет хорошо.
- Почему? - спросил Талиб.
- Потому что ты - удивительный! - совсем не заикаясь, сказала Лера.
Талиб лукаво посмотрел на нее.
- К-к-к-кто? - спросил он.
На этот раз кабинет Яна Карловича показался Талибу маленьким и тесным. Кроме того, несмотря на ясный полдень, здесь царил полумрак. У окна, засунув руки в карманы морского бушлата, стоял человек невероятной вышины и к тому же очень широкий в плечах.
- Иван Мухин. - Он протянул Талибу руку и сделал шаг навстречу.
В кабинете сразу стало светлее, и Талиб увидел лицо, какое только и могло быть у такого великана. Нос, рот, брови и глаза - все было крупное, словно сделанное по заказу к росту этого человека. И голос у него был басовитый и уверенный.