Круглая печать. Повести - Страница 6

К оглавлению

6

На кладбище, когда в могилу с глухим стуком стали падать комья земли, Талиб опять зарыдал. Нет, никто не может понять, что такое смерть, но каждый знает, что это навсегда. Талиб плакал, уткнувшись мокрым лицом в халат дяди Юсупа, плакал громко, не стесняясь окружающих, Дядя Юсуп гладил Талиба сухой и плоской ладонью по плечу.

- Ничего, Талибджан, ничего.

Смеркалось, когда они возвращались с кладбища. Они шли рядом, дядя и племянник, и молчали почти всю дорогу.

- Ты прости меня, что я не пришел с утра, - заговорил дядя Юсуп. - Я буду сегодня ночевать у тебя. Или пойдем со мной на Шейхантаур.

- Лучше дома, - ответил Талиб. - Я так ждал вас утром, я видел, что мама умирает. Она сказала: «Я сегодня умру».

- Я не мог прийти раньше. Я рано утром приехал на железную дорогу, за ламповыми стеклами. Их сейчас хорошо покупают, а на станции был такой шум, никто не работал, потому что в Петрограде опять революция. Я сам тоже хотел все узнать и хотел обрадовать твою маму. Говорят, что теперь войне конец - все солдаты и с тыла и с фронта вернутся домой. Значит, и наш уста-Саттар вернется. Слышишь? Отец вернется!

Талиб промолчал. Очень часто говорили ему, что вот-вот вернется отец.

Они вошли в пустой дом, на дворе уже было темно, небо, днем такое ясно-голубое, сейчас заволокли тучи. Дядя Юсуп зажег лампу и сразу прикрутил фитиль. Керосин дорожал с каждым днем.

- Пойду приготовлю чай, - сам себе сказал дядя.

В комнате было темно и тихо. Пахло пылью и лекарством, которое принес русский врач. Мать не принимала это лекарство, обычно оно стояло в нише, на полке рядом с праздничным китайским чайником и пиалами. Видно, кто-то из приходивших на похороны из любопытства открыл бутылочку с длинной этикеткой, а заткнуть забыл. А может быть, бутылочка опрокинулась и лекарство вытекло.

Талиб сидел на краю ковра и оглядывал комнату, будто видел ее в первый раз. Рядом с нишей, где стояла посуда, была другая ниша; там лежала стопка лоскутных одеял и не оконченная матерью работа - стеганый мужской халат из яркого, в мелких цветочках ситца. Третья ниша пустовала. Отец приготовил ее для ножной швейной машины, которую не успел купить на деньги, вырученные от продажи клинка…

- Бери, - сказал дядя Юсуп, протягивая Талибу пиалу с крепко заваренным чаем. Он разломил лепешку, разложив куски на маленькой скатерке - дастархане. - Бери. Чай хороший, свежий, крепкий. Лепешки сегодня купил, мягкие.

Талиб молча жевал лепешку, отхлебнул чай из пиалы. Дядя говорил еще что-то неважное, необязательное, и Талиб не слушал его. Он понимал, что дядя хочет отвлечь его и себя от мыслей. Но мыслей и не было. Была тоска. Эта тоска жила в сердце мальчика, она виделась ему в больших и добрых глазах дяди Юсупа, в сумраке пустой комнаты…

Дядя расстелил одеяла, кинул две подушки; они помолились и легли спать. Они укрылись одним одеялом и лежали неподвижно, стараясь не мешать друг другу. Лежали молча.

За окном сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей застучали капли дождя.

Глава вторая

ГДЕ БЫЛИ ПОЛИЦЕЙСКИЕ?

Утром они проснулись от выстрелов. Впрочем, может быть, они проснулись от холода. По ночам теперь иногда выпадал иней.

Небо опять, как и вчера утром, было голубое, солнце освещало дворик и стену кузницы, а в воздухе то и дело раздавались выстрелы. Во всяком случае, это было первое, что они услышали.

- Что это? - спросил Талиб.

- Не знаю, - ответил дядя Юсуп. - Наверно, то, о чем я вчера тебе говорил.

Они быстро выпили вчерашний холодный чай с лепешками, и дядя Юсуп ушел.

- Я хотел взять тебя в лавку, но сегодня не нужно выходить в город, - сказал он на прощание. - Мало ли что может случиться. Вот тебе деньги, купишь поесть.

Сначала Талиб сидел дома. Он убрал пиалушки и чайник, сложил на место одеяла, закрыл пробкой пузырек с пахучим лекарством, подмел во дворе, нашел где-то висячий замок и впервые за два года запер кузницу. Потом он оглядел себя, снял отцовский камзол и аккуратно уложил его в сундук вместе с шелковым поясным платком. Он надел свой старенький халатик, вытер тряпочкой ичиги и кауши - кожаные галоши, в которых ходят только на улице, и, прислушиваясь к нестихавшей стрельбе, вышел со двора.

На углу, где обычно располагался крохотный базарчик - три-четыре продавца сушеных фруктов, кислого молока и овечьего сыра, было пусто. Только в чайхане сидела кучка завсегдатаев. Увидев Талиба, чайханщик позвал его:

- Эй, грамотей, иди-ка сюда!

Талиб подошел ближе.

- Заходи, Талибджан, заходи, - вежливо, как взрослому, сказал чайханщик. - Мы вот сидим сейчас и думаем: пришел бы Талибджан, он по-русски читать умеет, все бы нам объяснил.

Талиб был единственным мальчишкой на улице, который умел читать и по-узбекски и по-русски. В домашних частных школах, какие были почти на каждой улице в старом городе, обучали только чтению корана по-арабски, изучали религиозные книжки, наизусть заучивали молитвы, и мало кто выходил из такой школы грамотным. Даже те взрослые, кто в детстве умел с грехом пополам прочесть текст из старинной духовной книги, с годами забывали все и становились такими же неграмотными, как и большинство узбеков в то время. Талиб тоже ходил в такую школу, но выучился писать и читать по-узбекски и по-таджикски не там, а дома. В отличие от большинства женщин их улицы, его мать была довольно образованной и сама учила сына. Она была даже грамотнее своего мужа, кузнеца Саттара.

По-русски Талиб научился читать совсем недавно, после отъезда отца. Этим он был обязан своему дяде Юсупу. Тот и раньше брал Талиба с собой в европейскую часть города, поручал ему разносить мелкие покупки в дома, где жили русские, читал ему вслух русские газеты и в прошлом году подарил русский букварь с картинками.

6