Круглая печать. Повести - Страница 8

- Подожди, - перебил Рахманкула поденщик Тахир. - Почему ты сказал «всякие там поденщики»? Что, поденщик не человек? Бывший полицейский лучше? Интересно, где были в то время бывшие петроградские полицейские, когда пароход стрелял из пушек?

- Не знаю, - сказал Рахманкул. - Не знаю, где были полицейские, а за поденщиков прошу прощения. Теперь у каждого надо просить прощения, - зло добавил он. - Если обижаетесь, я не буду рассказывать.

- Продолжайте, уважаемый, - попросили Рахманкула чайханщик и продавец овечьего сыра.

Рахманкул сделал вид, что обиделся, и стал пить чай и есть сахар.

Сахар он не клал в чай, а грыз зубами, и Талиб, сидевший за спиной бывшего полицейского, слышал хруст, видел, как движется большая челюсть Рахманкула и шевелятся его маленькие уши, похожие на пельмени.

- Ну вот, - опять стал рассказывать Рахманкул. - Эту голытьбу подговорили боль-ше-ви-ки.

- Кто это? - спросил продавец овечьего сыра.

- Неужели не знаешь? - вмешался в разговор извозчик Нурмат. - И у нас есть большевики, даже среди мусульман есть большевики. Сын учителя из квартала Укчи - большевик…

- Пусть их всех покарает аллах, если они плохие! Пусть аллах будет им защитой, если они хорошие! - сказал осторожный чайханщик.

- Эти самые большевики - немецкие шпионы, - с чувством собственного достоинства продолжал Рахманкул. - Они хотят всю Россию отдать царю Вильгельму и кричат: «Вся власть Советам!» и «Долой войну!» Когда наши ташкентские смутьяны узнали об этом, они тоже стали кричать и тоже захотели свергнуть власть. Вот теперь идет стрельба. В новом городе по улицам пройти нельзя.

- Что же будет после?.. - спросил продавец овечьего сыра.

- Этого никто не знает, - отвечал Рахманкул. - Потому что умные люди еще в марте говорили, нельзя разгонять полицию, а Керенский - глупый человек - взял всех полицейских и уволил. Ты спрашиваешь, - обратился Рахманкул к Тахиру-поденщику, - где были полицейские? Полицейские сидели дома и пили чай с халвой. Потому так и получилось. Ну ничего, какая бы власть ни пришла, если она хочет быть крепкой, непременно всех бывших полицейских обратно возьмет. Каждой власти такой кулак нужен. - И Рахманкул показал присутствующим свой огромный кулак с золотым кольцом на среднем пальце.

Кулак бывшего полицейского выглядел убедительно. Посетители чайханы не стали возражать, но и соглашаться с Рахманкулом им почему-то не хотелось. Они только вздохнули. Сила солому ломит, это каждый знал.

Талиб чуть не спросил Рахманкула, где же были полицейские, когда прогоняли царя Николая. Ведь тогда они все еще ходили в мундирах с шашками и свистками и царь Николай их не прогонял. Но взрослые молчали, промолчал и он.

Талибу захотелось уйти, но он все сидел, поджав под себя ноги, и слушал, как стреляют в новой, европейской части города.

- Это из крепости стреляют, - заметил чайханщик.

- Из крепости и в крепость, - уточнил Тахир.

- Кто победит, посмотрим, - вздохнул продавец овечьего сыра.

Талиб встал, вежливо поклонился присутствующим и вышел из чайханы.

* * *

Вечером пришел дядя Юсуп. Он был взбудоражен событиями дня и долго рассказывал Талибу о том, как генерал Временного правительства Коровиченко не хотел уступить власть Советам депутатов, вооружил учащихся кадетского корпуса и гимназистов, захватил крепость, и поэтому на улицах города льется кровь.

- Народ войны не хочет, народ хлеба хочет. Сейчас все только и говорят о Ленине, который у большевиков самый главный. Помнишь, я тебе говорил про Ленина?

- Помню, - ответил Талиб, хотя не мог точно сказать, говорил ему дядя про Ленина или про кого-нибудь другого. Дядя часто рассказывал ему новости, и все имена упомнить было бы просто невозможно.

- Этот Ленин очень хороший, говорят, человек, только один у него недостаток. В бога не верит, ни в русского, ни в мусульманского, ни в еврейского - ни в какого бога не верит. Это очень плохо.

Несмотря на то, что дядя Юсуп был человеком по тем временам довольно образованным, он свято верил в аллаха, читал коран, пять раз в день совершал молитву, каждую пятницу ходил в мечеть. Он сам больше года учился в духовном училище - медресе. Дядя не любил вспоминать об этом, а когда его спрашивали, отвечал коротко: «Везде есть хорошие люди и везде есть плохие люди, но аллах в этом не виноват».

- А Усман-бай верит в бога? - спросил Талиб.

- Верит, - ответил дядя Юсуп. - Почему ты спрашиваешь?

- Он нам сто рублей должен за клинок. Сто рублей или отдать тетрадку дедушки Рахима, уста-Тилля. Обещал достать тетрадку, а не достал.

Дядя очень удивился:

- Откуда ты про тетрадку знаешь? Мы с твоей мамой тоже про это говорили, но она не хотела напоминать Усман-баю. Она боялась его. Пусть, говорила она, отец вернется, тогда сами мужчины все решат между собой.

- У нас совсем нет денег, - сказал Талиб. - Потому я вспомнил. Пусть деньги отдаст.

- Не огорчайся, Талибджан, мне удалось достать два ящика ламповых стекол, это хороший товар. Стрельба кончится, тогда я продам стекла, еще что-нибудь достану. Проживем. - Дядя Юсуп был человеком покладистым и робким. Он ни с кем не хотел портить отношения.

- А может, Усман-бай тетрадку достанет, - не унимался Талиб. - Пусть тетрадку отдаст. Или деньги.

Дядя Юсуп внимательно посмотрел на племянника, вздохнул и сказал с уважением:

- Ты теперь наследник, твое право требовать. Если хочешь, завтра пойдем с тобой к Усман-баю. - И добавил: - Ты решительный, как твой отец.

* * *

Возле высокой глиняной стены с резной калиткой из толстых дубовых досок дядя и племянник остановились. Эта стена и эта калитка с начищенным медным кольцом невольно внушали уважение. Усман-бай был самым богатым человеком не только на улице Оружейников, весь Ташкент знал Усман-бая.