Круглая печать. Повести - Страница 83

К оглавлению

- Давно знаю, - сказал учитель Касым.

- Что вы можете о нем сказать?

- Говорят, он хороший бухгалтер.

- А еще?

- Во всяком случае, ничего плохого об этом человеке я не знаю.

- Сколько лет вы его знаете?

- Тридцать, - сказал учитель.

- Тридцать? - удивился следователь. - Вы с ним дружили?

- Нет. Мы учились вместе в школе и жили на одной улице.

- В школе вашего отца?

- Да, в школе моего отца.

- А ваш отец и отец Таджибекова дружили?

- Нет.

- Ну хорошо. А почему же вы не дружите? Тридцать лет знаете друг друга, вместе учились. Почему вы не дружите? Он вам чем-нибудь неприятен?

- У меня плохой характер, - сказал учитель Касым. - Я человек замкнутый, сержусь по мелочам.

- Как вы думаете, - спросил русский, - Таджибеков годится на пост председателя махалинской комиссии?

Учитель удивленно посмотрел на него. Во-первых, странно было то, что этот русский так хорошо и без акцента говорил по-узбекски, а во-вторых, еще более странным было то, что он спрашивает его о таких вещах.

- Почему вы спрашиваете меня об этом?

- Потому что вы один из уважаемых людей, член махалинской комиссии, учитель, воспитатель подрастающего поколения. - Все это русский говорил по-узбекски. - Ваше мнение дорого стоит.

- Вы меня простите, - сказал учитель, - но вопрос о том, кто достоин и кто не достоин быть председателем комиссии, могут решить только выборы. Разве в милиции решать этот вопрос?

Узбек-следователь обиделся за своего товарища.

- Значит, вы ничем не хотите нам помочь, - сказал он. - Идите, мы вас еще вызовем.

Когда учитель вышел, русский поднялся.

- Ну, я пошел в управление, - сказал он, - Что ты, Абдулла, думаешь про этого?

- Темнит, - сказал следователь.

- А на меня он производит хорошее впечатление. То есть, может быть, что-нибудь он и знает, конечно, но что к убийству он не причастен, в этом я не сомневаюсь. Просто твой Таджибеков никому не доверяет.

- А Иса? - спросил следователь.

- Ну что Иса… Нашел тоже Шерлока Холмса!

3

В послеобеденный зной чердак - не самое лучшее место для отдыха. Каждый из ребят мог бы лежать в прохладной комнате своего дома, куда вся семья собирается отдохнуть в такие часы.

Солнце палит так нещадно и духота такая, что никто не скажет «сбегай туда», «принеси то» или «сделай это». В такие часы все отдыхают. Даже в учреждениях замирает жизнь. То есть люди сидят за столами, читают бумаги, макают ручки в чернильницы, но делают это так медленно, как во сне. Послеполуденный зной в Ташкенте действует на всех.

Тихо сейчас и на чердаке заброшенного дома. Пятеро ребят лежат на циновках и читают книги, каждый свою.

«Рассказывают, что некий крестьянин как-то приехал в Багдад, - читал Эсон. - Он ехал верхом на осле, а сзади, привязанная за веревку, бежала коза, на шее которой позвякивали колокольчики. Три вора, сидевшие на улице, увидели крестьянина, и один из них сказал:

- Пойду-ка я украду козу у этого деревенщины.

- Это просто, - сказал другой вор. - Я у него осла уведу.

- Все это ерунда, - сказал третий вор. - Я стащу с него его собственную одежду.

Первый вор отправился вслед за крестьянином и, как только представилась возможность, отвязал колокольчики от шеи козы и прицепил их на хвост ослу, а козу увел. Осел помахивал хвостом, колокольчики звенели, и крестьянин думал, что коза бежит сзади.

Другой вор встал на узком перекрестке и, когда крестьянин поравнялся с ним, крикнул…»

«По обе стороны улицы зажглись фонари, и в окнах домов показались огни, - читал Рахим. - Шел крупный пушистый снег и красил в белое мостовую, лошадиные спины, шапки извозчиков, и чем больше темнел воздух, тем белее становились предметы. Мимо Каштанки, заслоняя ей поле зрения и толкая ее ногами, безостановочно взад и вперед проходили незнакомые заказчики. (Все человечество Каштанка делила на две очень неравные части; на хозяев и на заказчиков; между теми и другими была существенная разница: первые имели право бить, а вторых она сама имела право хватать за икры.) Заказчики куда-то спешили и не обращали на нее никакого внимания…»

Коль крепок корень гнета твоего,
Грозит насилье миру от него, -

читал Закир.

Когда хозяин дома в бубен бьет,
Весь дом его под бубен в пляс идет.
Вот целый город разорен вконец,
Чтоб выстроить тебе один дворец.
Ты лучше брось строительство свое
И прекрати грабительство свое.
Ты не боишься целый сад сгубить,
Чтоб яблоко одно лишь надкусить.
Не брал бы ты его! Не миновать
Тебе за весь тот сад ответ держать!
И куры в плов тебе, и всякий плод
Насильно взяты из дому сирот…

«Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин.

Пришло ему раз письмо из дома. Пишет ему старуха-мать: «Стара я уж стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со мной проститься, похорони, а там и с богом поезжай опять на службу. А я тебе и невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе, может, и женишься и совсем останешься».

Жилин и раздумался: «И в самом деле, плоха уж старуха стала; может, и не придется увидеть. Поехать; а если невеста хороша - и жениться можно».

Пошел он к полковнику, выправил отпуск…» - читал Кудрат.

А перед Садыком лежал сафьяновый томик стихов Алишера Навои.

Смотри: свеча пряма и радует нас тем,
Что светит нам, пока не догорит совсем.
А молния - крива. По свойству своему,
На миг нас ослепит - и погрузит во тьму…